— Как ты?
— К сдаче нормативов не готов, а в целом ничего. Что нового?
— По делу Щербакова?
— Вообще.
— Да все по-старому. — Рогов замялся, не зная, как сформулировать мысль. — Кротов… У нас тут слухи разные ходят… В общем, хрен знает, что там будет. Но если что, ты там… короче, не обессудь.
Кротов был приятно удивлен попыткой извиниться за былое, но вместе с тем насторожен словами о слухах.
— Какие еще слухи?
Рогов предпочел не отвечать. Неуклюже хлопнув Кротова по плечу, он поспешил к Лапину.
Нахмурившись, Кротов свернул в дверь, ведущую в подвал, и сразу окунулся в полумрак. Когда он был здесь последний раз, неподалеку от лестницы вниз горела тусклая лампочка. Сейчас перегорела и она. Кротову понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к полумраку. Когда глаза стали различать очертания ступенек, он осторожно двинулся вниз.
Напротив одной из подсобок, на двери которой висел мощный навесной замок, текли трубы — тонкая струйка журчала и лилась в подставленное кем-то ведро. Ведро давно было наполнено, но менять его руки ни у кого не дошли, поэтому вода просто выливалась, постепенно заливая весь коридор. Чтобы преодолеть лужу, Кротову понадобилось сделать два шага.
— Твою мать…
На двери в их кабинет уже не было импровизированной вывески в виде пожелтевшего от времени и сырости листа формата А4 с надписью «Оперуполномоченные». Были лишь узкие полоски — все, что осталось от кем-то сорванной бумажки.
— Красота, блин.
В кабинете был только Лазарев. При виде Кротова он, широко улыбаясь, отставил кофе и вскочил.
— Санек! Наконец-то. Дай тебя обнять. Вернулся, терминатор!
Лазарев сжал Кротова в объятиях. Ойкнув, Кротов оттолкнул его.
— В больницу меня опять упечь хочешь? Ребра только срослись, е-мое!
— Мда, извини.
— Ты один? Где Гарин?
— Мы недавно зарплату получили, так что… Сам понимаешь. Твои бабки кстати тебя ждут, можешь прямо сейчас идти в бухгалтерию. Там и премия, за Хрыча, помнишь?
Кротов помнил. Он включил компьютер. Привыкшая к бездействию железяка жалобно скрипнула, но лампочка в системном блоке все-таки загорелась.
— Пока меня не было, ты на разводы ходил? Что было?
Лазарев взялся за кофе, отхлебнул. Покосился на Кротова, думая, как сказать.
— Да тут такое дело, Сань… Не ходим мы больше на разводы.
— Что? Почему? — Кротов был поражен.
— А ты догадайся, — мрачно отозвался Лазарев. — Да и дел нам новых не передают. Только одно, опять какие-то чмыри фонари в парке побили. Задрали уже… А часть старых висяков забрали. Перекинули на участковых и на местные отделы.
Кротов медленно опустился в кресло. Этого он не ожидал.
— То есть… нас сливают?
— Похоже на то, — вздохнул Лазарев. — Никто не звонит, никто не заходит. На разводах мы больше не появляемся. Короче… слив по полной.
— Почему мне не сказали?
— А нафига тебя грузить лишний раз? Чтобы ты в больничке валялся и думал, где и какую работу искать?
Логично. Мысленно выругавшись, Кротов закурил.
— Весело.
— Ага. Весело… Мы с Гариным последнюю неделю каждый день ждем приказ. Или просто приглашение от кадровика. Писать рапорт по собственному. Но даже этого нет. Блин, такое ощущение, что о нашем существовании вообще все забыли.
— А Хомич?
— Он к тебе в больницу заезжал? — Кротов покачал головой. — Ну вот так. Раз у тебя не показался даже, что ему в нашем подвале тогда делать? Ботинки мочить?
— П…ц, — резюмировал Кротов.
А потом прозвенел рабочий телефон на столе Кротова. Привычным движением он взял трубку и буркнул:
— Кротов, слушаю.
— Привет, боец, — это был Хомич. — Мне дежурка сообщила, что ты подошел. Как дела, Сань?
— Твоими молитвами, — съязвил Кротов. — Уверен, что все это время они были длинными и вообще очень эмоциональными.
Он услышал, как Хомич усмехается.
— Сань, твои все на месте?
— Гарина пока нет, а что?
— Ну вот когда Гарин нарисуется, все трое ко мне.
Хомич отключился. Кротов медленно положил трубку, чувствуя, как Лазарев буквально сверлит его глазами.
— Хомич? Что ему надо?
— Покончить со всем этим, — тихо отозвался Кротов.
Чтобы не откладывать неприятный разговор с начальством в долгий ящик, а Кротов никогда не откладывал неприятные вещи на потом, опера позвонили Гарину и велели пошевеливаться. Через полчаса Гарин нарисовался на пороге комнаты. Перед тем, как отправиться наверх, Кротов осмотрел кабинет, словно в последний раз.
Увидев лица оперов, готовых стоически принять означавшую удар в спину новость, Хомич снова усмехнулся.
— Садитесь, мужики.
— Постоим, — проворчал Кротов.
Хомич не заметил его настроя — или сделал вид, что не заметил.
— А, ну как знаешь, — пожал плечами подполковник и начал: — Короче. Во-первых, Саш, рад, что ты вернулся. Извини, что не заезжал к тебе. Я хотел, но сначала было дел много. Мы тут отбивались от УСБшников. Щербаков написал заявление, обвинил тебя в незаконном преследовании. Намекнул, что показания с Дьяченко и Останина выбили силой и заставили их оговорить бедного адвоката. А вещдоки подбросили. Пришлось пободаться. А потом… А потом я не заезжал, потому что знал, что все выложу. А я хотел сделать… Ну, сюрприз, что ли.
Кротов, Лазарев и Гарин непонимающе смотрели на Хомича. Кротов и вовсе посчитал, что тот ведет себя, как неадекват.
— Какой, нафиг, сюрприз?
— Ну… — Хомич хмыкнул. — Вот этот. Это во-вторых. Приказ Сам Лично подписал неделю назад. Можешь ознакомиться.