Проклятая группа - Страница 14

— Но они же работают? Раскрывают?

— Конечно, это не вопрос, Егор Ильич. Я сейчас о другом. Я хочу сказать, что в этой группе в масштабах управления смысла вообще нет. В принципе. Они занимаются мелочевкой, которой раньше всегда занимались опера с «земли», участковые и дознание. Это мелкие кражи и хулиганка.

— Америку ты не открыл, — кивнул Шевелев нехотя. — Но Витя, я надеюсь ты помнишь, о чем ты сам говорил два года назад?

— Тогда был другой вопрос, Егор Ильич. Тогда я просто хотел сохранить нормальных оперов, которым… которым просто не повезло. Можно считать это экспериментом. Мы создали группу, в течение двух лет посмотрели на ее работу. И сейчас можно смело сказать, что эксперимент был неудачным.

Хомич тщательно подбирал слова. В этот момент раздался стук в дверь, и в кабинет заглянул Грищенко.

— Егор Ильич, вызывали?

— Да, Валер. Заходи, садись.

Шевелев указал Грищенко на стул напротив него, рядом с Хомичем. Хомич помрачнел. Какого черта здесь делает Грищенко? Хомич просил поговорить лично с Шевелевым, наедине. Неужели начальник угрозыска не может себе позволить даже этого?

— Тут Виктор одну штуку предлагает, — кашлянул Шевелев, обращаясь к Грищенко. — Хочу узнать, что ты думаешь по этому поводу. Вить, продолжай.

Ах ты, старый козел, мысленно выругался Хомич. Отлично зная о том, что Грищенко и Хомич недолюбливали друг друга, Шевелев решил угодить и тем, и другим. Дипломат хренов. Помедлив, Хомич продолжил, но теперь с уже куда меньшим энтузиазмом, чем прежде:

— Если вкратце, то, как я уже сказал Егору Ильичу… Я предлагаю создать в УВД экспериментальную, так сказать, опергруппу.

— Что значит экспериментальную? — хмыкнул Грищенко, не понимая.

— Скажем так, особую группу. Освободить ее не только от дежурств, но и от исполнения текущих материалов. Группу по особым делам. Чтобы она занималась исключительно оперской работой по наиболее резонансным и, если надо, по наиболее… щектоливым делам. В общем, эдакую спецгруппу внутри угрозыска.

Хомич сделал акцент на «угрозыске», намекая тем самым, что он как шеф оперов имеет полное право предлагать такие новшества. Но Грищенко и без всяких акцентов понял, куда ветер дует.

— Идея, конечно, любопытная, — кивнул он. — Но пока что я не вижу особого смысла. У нас есть профильные подразделения. Каждое из них наработало большой опыт работы, каждое по своей линии.

— Но вообще идея интересная? — уточнил Шевелев.

Грищенко поколебался, жалея, что начал с дипломатичной фразы — и вот теперь Сам Лично вцепился в нее. Помолчав, он решил действовать прямо и посмотрел Хомичу в глаза.

— И кого, если не секрет, ты предлагаешь в эту спецгруппу? Надеюсь, не Кротова?

— Вообще-то, именно его, — заявил Хомич и поспешно добавил: — А почему бы и нет? Вон как ребята вчера сработали. Разом мокруху раскрыли и серию из 15 краж. А профильные подразделения, между прочим, три недели пытались эту серию раскрыть.

— Просто повезло, — пожал плечами Грищенко, не собираясь сдаваться. — Один раз кому угодно подфартить может. Хочешь их отметить? На здоровье. Давайте им премию дадим. Я только за. Тем более, они заслужили. Но специально под них какую-то экспериментальную группу создавать… Это явно перебор. Без вариантов.

Шевелев кивнул, обдумывая его слова. Чувствуя, что инициатива уходит, Хомич решил, что сейчас самое время доставать козырь из рукава.

— Егор Ильич, у вас в Подмосковье друг, начальник УВД, так? Карташов?

— Валера Карташов, да. При чем здесь он?

— Я узнал тут кое-что. У него в управлении есть такая же особая группа.

У Шевелева была слабость — это его приятель, под которым он когда-то служил на Урале. Сам Лично очень уважал Карташова и старался во всем брать с него пример — даже сейчас, когда Шевелев и сам был на аналогичной должности.

— Группу в управлении Карташова создали при начальнике угрозыска, — добавил Хомич самое главное. — И результаты особая группа показывает очень хорошие. Я специально узнавал в ихнем штабе.

— При начальнике угрозыска, говоришь? — задумался Шевелев. — Хочешь сказать, ты готов? Под свою ответственность?

Грищенко попытался что-то сказать, но Хомич опередил его, уверенно кивнув полковнику:

— Так точно, Егор Ильич.

— Вы им объяснили, что договор типовой? — вопросил Щербаков, пробегая глазами письмо от фирмы-партнера.

— Конечно, Петр Иванович. Они говорят, что их некоторые пункты смущают. И они не готовы подписывать бумаги в таком виде.

— Тогда можете сказать им «до свидания» и пожелать удачи в поисках тех, кто будет прогибаться под них, — отозвался Щербаков, отбрасывая бумагу в сторону.

— А нам стоит? — неуверенно спросила сотрудница.

— Будьте вежливы, но настойчивы, и люди потянутся, — Щербаков сухо улыбнулся. — Мы уверены в себе и у нас отличная репутация, так что мы можем позволить себе не подстраиваться под каждого.

Щербакову было около 40, всем своим видом он старался воплощать успех — лоснящийся, преуспевающий, в дорогом небрежно расстегнутом костюме. Еще в молодости он четко для себя уяснил главное правило жизни: если ты хочешь чего-то — иди к своей цели, невзирая ни на одно препятствие, как будто их нет, и добивайся своего во что бы то ни стало. И мир сдастся — и сам даст тебе то, что ты требуешь. Так он действовал всегда. И во всем. Свою юридическую фирму Щербаков создавал семь лет с нуля, когда другие закрывались из-за очередных слухов об опять-таки очередном кризисе. Щербаков начинал, снимая крохотную комнатушку под офис в убогом разваливающемся здании на окраине. А сейчас в его подчинении более 50 человек — юристов, консультантов и прочих. Из которых пятеро, главные менеджеры фирмы, присутствовали сейчас в его кабинете на рабочем совещании. Поэтому Щербаков был уверен в том, что говорил.